Вот идёт человек, хотя стоп, какой ещё человек, так третьесортное создание из тартара, в обличье человека и с мозгом обезьяны. Он медленно и важно проходит вдоль новеньких налаки-рованных до блеска, так что слепит глаза, стеллажей, сворачивает в один из традиционно узких проходов между ними и почти наугад берёт какую-то книгу. Спросите какую? Не знаю, да и он наверняка тоже этого не знает, ведь ему всё равно, что читать, главное читать, зачем? Да чтобы казаться умным, именно казаться, действительно умным ему быть не интересно. Умные они же своё мнение имеют, думают, видят, а это в наше время крайне опасно. Он степенно разворачивает-ся и лениво с чувством призрения ко всему, кроме денег, покидает библиотеку.
У выхода его ждёт новенький автомобиль, садясь в него, он открывает книгу. Белоснежные лощёные страницы с аккуратненькими рядами буковок, идеально подогнанных по всем правилам русского языка, мелькают перед машинным взглядом очередного любителя прекрасного, более того, даже поэта! Он читает, наверное, со скоростью 270 слов в минуту, а может и того больше, за что его и считают высоко интеллектуальным человеком. Но вот только смысла он всё равно не понимает, в его крохотном сознании остаются только ровные ряды букв. Но вот как раз здесь его винить не в чем, смысла-то всё равно нет, а если он и был когда-то, то его сожрали миллионы ре-дакторов, цензоров и критиков, оставляющих после себя только чистые листы идеальных произ-ведений. А вот и последняя страница, всё как всегда, добро остаётся добром и побеждает, уже так давно надоевшее своей предсказуемостью зло, герой женится на красавице и все безумно счастли-вы. Господи как достало! Но он пойдёт, и будет завтра это всё хвалить, и его будут слушать, со-гласно кивая, ведь сточки зрения техники произведение великолепно! Может, он даже напишет пару таких же великолепных посвящений, с такими же банальными и вечными как глупость мыс-лями. И их тоже будут хвалить, не за смысл за глянец, потому что так надо, так принято.
А ведь он и не поэт вовсе, так простой рифмоплёт, по ошибке назвавшей себя вторым Пуш-киным и в этом допустившем роковую ошибку, Пушкин один и не надо пытаться быть равным ему, всё равно не получится, потому что мы другие, нас невозможно сравнить. И да пусть по тех-нике люди сейчас и могут писать как Гоголь, но Гоголь всё равно лучше, потому что в его произ-ведениях был смысл и мысли его были сказаны им, поэтому он и остался навечно в списке вели-ких, он звезда, сияющая на небосводе. А такие как наш герой, подобны взрыву, на мгновение по-трясшем землю, и исчезнувшем, затерявшемся в списке подобных. Но почему-то именно им дано право убивать, в слепой жажде спасти. Кто они такие эти современные поэты и писатели? Лжецы и воры, лицемеры и предатели, конечно, не все, но вот только те, кто не лжёт, не успевает найти себе место на небе. А в книгах талантов в области грязи даже души нет, только ровные ряды букв, хотя этого достаточно.
Но вот машина проезжая на бешеной скорости обрызгала какого-то мальчишку, хотя стоп, почему какого-то? Нет, он не какой-то, он это он и он это знает. Размахнувшись и кинув вслед ав-томобилю камень, пацан, выругавшись известными только дворовым хулиганам словами, побрёл по своим делам. Сегодня ещё многое надо успеть, подраться, поссориться, посмеяться, оскорбить, а ещё сбегать к другу в больницу, узнать, когда тот вернёт сто рублей, ну и спросить про здоровье. Вы только не подумайте, это не он его туда отправил, это отец друга, узнав, что тот взял взаймы на пиво и теперь покорно разыгрывающий убитого горем родителя перед милицией. Но вернёмся к мальчишке, на улице льёт дождь и он идёт по лужам, создавая огромные брызги, назло аккурат-неньким прохожим, спешащим по домам. А у него нет дома, только место где переночевать. Его родители, такие же, как все, скупые любители прекрасного, ненавидящие своего сына, за то, что он не предал детскую мечту стать настоящим, стать героем и зато что он неуклюже, по-детски не-верно, идёт к ней, и однажды всё же придёт.
Но вдруг его взгляд останавливается, старое, приготовленное к сносу здание, приковывает его, старинная вывеска «Библиотека» болтается над входом, чудом держась на заржавевшем ещё три столетия назад гвозде. Подчиняясь какому-то неведомому ему порыву, пацан бежит внутрь, прохожие осуждающе качают головами, ведь сейчас рухнет, куда он. Но останавливать его никто не хочет, одним отбросом общества меньше, это же здорово, а вот о том, что он человек, никто даже и не думает, зачем, ведь люди это только те, кого боятся. Вот только здание не рухнет, оно может ещё простоять хоть тысячу лет, просто оно портит вид и никак не хочет вписываться в че-реду величественных и безвкусных многоэтажек. А пацан не думает об этом, он просто бежит по длинному узкому коридору. И вдруг останавливается, запах сырой штукатурки и гнилых стелла-жей сдавливает грудную клетку, нечем дышать, он с трудом прислоняется к влажной, покрывшей-ся плесенью стене, судорожно открывает рот и вот оно второе дыхание! И никакого клея не надо, всё итак лучше не бывает. Ведь этот воздух, из глубины веков, он сохранил ещё, ту чистоту и пре-лесть мира, в котором было добро. Настоящие, рвущееся наружу, сметающее всё на своём пути, и тем самым всё сохраняющие. Неподдающиеся рамкам и правилам. Добро, которое ещё возможно, но которое уже нереально. И он это понимает, просто потому что знал это всегда, его этому жизнь научила.
И он, отрываясь от стены, с наслаждением и робостью проходит мимо массивных стелла-жей древнего храма, кто строил эту библиотеку, зачем? Его имя не сохранили архивы, оно исчезло для всех. Но только не для этого мальчишки, он чувствовал присутствие того, кто не побоялся, нашел и собрал здесь все второсортные произведения культуры, все те, что были отвергнуты чита-телем, за яркость и новость мыслей, за непредсказуемость финалов и за душу вложенную в них. Здесь они в оригинале не исправленные никем, написанные от руки, неразборчивым подчерком, спешащих успеть под диктовку музы, авторов. Там куча ошибок, хотя бы, потому что их авторы не знали правил, они просто писали, потому что любили писать.
И вот мальчишка стоит, и долго смотрит, не решаясь взять, глаза его разбегаются и всё же останавливаются на одной из книг, точнее на наскоро сшитых листочках, залитых маслом от лам-пы. Его взгляд робко касается первого слова, потом второго. Он уже не чувствует реальности, для него уже нет пространства, он читает медленно почти по слогам, не потому что не умеет, нет, что вы, он же ходит в школу, просто не хочет, такие произведения надо читать медленно впитывая каждое слово, разбирая его смысл. Странно как он вообще видит, в этом полумраке, при одной только качавшийся на проводе лампе, забытой подвыпившим сотрудником какого-то ЖЭКа. Но видит, и тяжело дыша от волнения, он перелистывает страницу за страницей и вот последняя. Но, тут не выдержав напряжения, лампа гаснет, как жаль, что не узнать финала. Хотя стоп, почему не узнать, всё итак ясно, добро победит зло, герой женится на красавице, только всё равно, это будет другой финал, отличный от всех остальных, тем, что этот конец – только начало.
Мальчишка выходит из библиотеки он оглядывается по сторонам и спешит к другу в боль-ницу, он даже не замечает, что всё ещё сжимает в руке те наскоро сшитые листочки с тысячью ошибок на каждой странице. Вдруг что-то заставляет его обернуться: «Библиотека» – тихо шепчет он, – «Книги, они же там, их никто даже не вывез, да и зачем, ведь для них это хлам, когда на са-мом деле это храм, каждая настоящая книга – это храм.» – Никто не услышит этих не детских слов, последнего мерзавца. Никто и никогда о нём не узнает, а ведь он был человеком, возможно последним.

P.S. Прошу ругать.